Сделано в Узбекистане. Как Советский Союз и индустрия хлопка уничтожили море и экосистему целой страны

Москва, 1 августа 1939 года. Открытие Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, позже переименованной в ВДНХ. Первые зрители входят в павильон Узбекской ССР. Центральный зал потом так и назовут: «хлопковая комната». Главная скульптурная композиция, «Ленин и Сталин в Горках», утопала в белоснежных соцветиях. За скульптурой возвышался хирман — пирамида, в которую складывают хлопок-сырец во время сбора урожая. На самом верху пирамиды — цифра 1 504 200: столько тонн хлопка собрали в Узбекистане в 1938 году. В 1983 году Узбекская ССР должна была поставить Союзу шесть миллионов тонн хлопка.

Между этими датами — множество жизней, потраченных без права выбора на хлопковую индустрию, экологическая катастрофа, огромное коррупционное дело и одно высохшее море. Что происходило с хлопком в Узбекистане от царских времен до наших дней, разбираемся в финальном материале спецпроекта Perito о советских технологиях, ресурсах и территориях.

Первым укреплением Российской империи на Аральском море стал форт Раим в устье Сырдарьи, на территории современного Казахстана. В 1847 году туда приехали 26 семей оренбургских казаков. Спустя год в порту причалили две шхуны с капитаном Алексеем Бутаковым и его людьми. Перед капитаном стояла серьезная задача: исследовать новое для империи море в транзитной зоне между русскими фортами и Хивинским ханством. Оставшуюся часть лета (Бутаков прибыл в Раим 25 июля) и все следующие  месяцы капитан исследовал неизвестные воды. На составление точной карты Аральского моря ушло больше двух лет.

Сейчас капитану хватило бы и недели: от Аральского моря осталась только небольшая северная часть. Бывшее море теперь называется Аралкум — Аральская пустыня. Но это не просто пустыня, а ядовитый солончак, который отравляет все вокруг и производит песчаные и соляные бури. Журналист Григорий Резниченко еще 3 октября 1988 года писал: «Удручающее зрелище — Средняя Азия с самолета! Аральское море тех лет не считалось исчезнувшим бесследно, оно было разлито между барханами в пустыне. <…> Мы побывали на Саракамышской впадине, это к западу от Арала. Пять миллиардов кубометров мертвой воды стекает сюда ежегодно. С аэроплана „Аннушка“ другой берег не виден — чем не море? Садимся и пробуем подойти к воде — нельзя, топкое соленое болото. И никакой растительности вокруг: земля пропитана ядами. <…> Средняя Азия — это губка, пропитанная соленой влагой».

Безмерные поливы хлопковых плантаций, как пишет Резниченко, вымывали из почвы гумус, который компенсировали ударными дозами удобрений. «Земля стала „банги“ [наркоман. — Г. Р.], без химии почти не родит. И в довершение бед, когда десятки лет сеют хлóпок по хлопку́, неудержимо плодятся сорняки и вредители. Их глушат ядами». Тонны химических удобрений, дефолиантов и пестицидов стекли с полей в сеть каналов, которые обеспечивают людей и землю самым ценным ресурсом — водой.

В открытом доступе на Ютубе есть фильм 1963 года, в котором показаны бескрайние просторы Арала, ударное рыболовство, бурная растительность и, конечно, животные. Когда-то в степи вокруг моря жили огромные туранские тигры. Их истребили еще в царские времена безмерной неконтролируемой охотой. В период «Большой игры» очень важно было доказать британцам превосходство российских колониальных территорий. Фотографии с завидными трофеями служили подтверждением. В советское время исчезли гепарды, лошадка-кулан, большой рогатый баран — архар, полосатая гиена и многие другие звери и птицы, жившие на территории умирающего Аральского моря.

Малый Арал тоже мелеет, как это происходит, можно увидеть в фильме Российского географического общества 2018 года. В октябре 2023 года узбекский ихтиолог Зауалхан Ермаханов в разговоре с радио «Азаттык» объяснял, что совсем скоро Малый Арал тоже может стать мертвым морем. Соленость продолжает увеличиваться, а поток воды из Сырдарьи — уменьшаться. Сейчас количество соли на литр морской воды составляет 13 граммов. Если соленость воды превысит 16 граммов, вся рыба в море погибнет.

В 2023 году исполняется 30 лет со дня создания Международного фонда спасения Арала. В этот фонд входят Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Таджикистан и Туркменистан. За все эти годы организация не предприняла ни одного серьезного действия, которое помогло бы замедлить экологическую катастрофу. В 2005 году для спасения Малого Арала на деньги Всемирного банка построили Кокаральскую плотину. Это помогло: на момент строительства соленость озера была 35 граммов на литр, рыба умирала. Но проект восстановления включал две плотины на Кокарале, и вторую так и не достроили. А первая, судя по экологическим тенденциям, с каждым годом поставляет морю меньше необходимого для поддержания уровня солености объема — потребление воды в Казахстане постоянно растет.

Умирающее море и отравленные окрестности — прямые последствия технологий выращивания хлопка в Узбекистане. Каждую минуту девять квадратных метров территории страны превращаются в пустыню.

Российская империя пришла в долины Центральной Азии совсем не на пустое место. В Каракалпакстане было Хивинское ханство, в Ферганской долине — Кокандское, до них были Тимуриды, Великие Моголы, даже Александр Великий. Все это время долины Узбекистана активно возделывались: на них выращивали пшеницу, рис, виноград, люцерну и, конечно же, хлопок. Орошаемое земледелие крестьяне практиковали веками, ирригационные системы были гибкими, их постоянно адаптировали к меняющимся руслам рек, разным уровням воды и потребностям в воде в зависимости от сезона. Распределение этого ресурса подвергалось жесткому регулированию, которое контролировалось специальными водными чиновниками. Из хлопка в регионе делали хлопчатобумажные ткани — один из ценных товаров на ханских рынках.

Вода была ключом к созданию из бесплодных пустошей полезного ресурса. Империя с большим пылом начала «возделывать» не только «мертвые» пустынные и степные земли, но и живших там людей. Об этом подробно пишет в своей книге «Имперские пустынные мечты» («Imperial desert dreams», 2017) немецкая исследовательница Юлия Обертрайс: «В одном отчете по Туркестану вода была представлена как „кровь“, которая могла бы реанимировать „мертвое тело“. Некоторые авторы упоминали „страну зноя и жажды“ как метафору Туркестана. Пустыня изображалась „жаждущей“ и даже умирающей от жажды. Более того, ее характеризовали как женщину, которую нужно спасти».

Интерес к ирригации Голодной степи и других пустынных территорий Туркестана — так называли завоеванную Центральную Азию — вырос, когда в мире разразилась хлопковая лихорадка.

В 1842 году английское правительство отменило запрет на экспорт прядильных машин, который гарантировал доминирование страны на мировом рынке пряжи. С помощью западноевропейских посредников русские предприниматели теперь закупали текстильные верстаки, паровые двигатели и прядильные машины. В результате импорт английской пряжи в Россию быстро сократился, а импорт хлопка-сырца увеличился. Русские хлопчатобумажные мануфактуры превратились в настоящие фабрики.

Гражданская война в США оказалась поворотным моментом в развитии мировых хлопковых рынков. До 1861 года в мире доминировал американский хлопок, выращиваемый чернокожими рабами. Как и многие другие страны, Россия почти полностью зависела от него. Экономические последствия Гражданской войны в США привели к «хлопковому голоду»: импорт сырца упал на 96 %. Британцы начали инвестировать в индийских хлопок, русские — в Центральную Азию и Кавказ.

Юлия Обертрайс отмечает, что российские чиновники, исследователи и инженеры считали местные ирригационные системы и практики «примитивными», «отсталыми» и «недоразвитыми». Но при этом именно они за считанные годы превратят Центральную Азия из экспортера хлопчатобумажных тканей в экспортера хлопка-сырца.

В начале 1870-х годов первый генерал-губернатор Туркестана Константин фон Кауфман отправил в Голодную степь две специальные экспедиции, которые должны были найти источники орошения. Инженер и ирригационный чиновник Николай Ульянов разработал проект выходящего из Сырдарьи канала длиной 100 километров. Его первая секция должна была орошать 44 тысячи гектаров (440 квадратных километров), а после завершения работ весь канал по проекту должен был снабжать водой 150 тысяч гектаров (1 500 квадратных километров).

После утверждения проекта началось строительство канала «Кауфманский». На работы привлекли местных жителей, государство за стройку либо платило очень мало, либо не платило вообще. К 1887 году удалось вырыть только 13 километров, которые никак не наполнялись водой, скорее всего из-за допущенной ошибки в высотах. Хотя авторы того времени часто восхваляли инженерное дело как вершину западной просвещенной технической цивилизации, на инженерных расчетах туркестанские чиновники предпочитали экономить. Результат был соответствующим и оставлял ощущение позора на фоне успешных строек ирригационных систем в ханское «отсталое» время.

Одним из амбициозных проектов стало восстановление знаменитой плотины Султан-бент XII века, которая делила воды реки Мургаб на два канала. Каменная плотина простояла много веков, но, когда в 1795 году регион завоевал бухарский эмир, его воины разрушили дамбу. Туркмены, доминировавшие на территории после эмира, не смогли восстановить Султан-бент. Русским авторам это казалось естественным: кочевникам не хватало навыков ирригации. Представители империи воображали, что они уж точно легко смогут воссоздать былые цивилизационные достижения. Султан-бент явно олицетворяла политическую власть. Плотину достроили в 1890 году, на это ушло два года и 400 тысяч царских рублей. Спустя несколько месяцев она развалилась. На ремонт требовался уже миллион — в два с половиной раза больше изначально потраченных средств.

Соревнование с британцами выглядело проигранным. «В Индии мы уже видим величайшие сооружения, воздвигнутые европейскими завоевателями, а наши владения, которые испытали русскую военную силу и власть, все еще ждут, пока мы докажем свое интеллектуальное превосходство. До сих пор мы только выражаем наше удивление великими творениями древности», — такие строки в статье «Экономическая задача России в среднеазиатских владениях» публиковал «Русский вестник» в 1888 году.

Дискурс о «злейшем враге» России, Англии, и геостратегическом соперничестве между Российской и Британской империями был тотальным. Когда стало понятно, что конкурировать с точки зрения материальных достижений не выходит, русские авторы решили подчеркнуть «капиталистическую» и «расистскую» эксплуатацию индийского населения британскими колониальными правителями, изображая, напротив, российское присутствие в Туркестане предельно гуманным. Царский чиновник Георгий Федоров в своем отчете о службе в Центральной Азии писал, что англичане разрушили индийскую промышленность: «Они выжимают жизненную силу из населения в пользу британской казны и английских капиталистов. Как следствие, общее обнищание населения, регулярный голод, страшные эпидемии и постоянные народные волнения».

По мнению чиновника, Россия, напротив, принесла «мир и свободу религии, нравов, обычаев и народного суда» в Туркестан. Федоров пишет, что коренное население Туркестана любило российское правительство и доверяло ему и даже кровавое восстание в Андижане в 1898-м якобы инициировало «фанатичное мусульманское духовенство».

Настоящий успех к русским пришел только со строительством железной дороги в конце 1880-х годов. Поставки хлопка из Туркестана в Россию выросли в четыре раза. Начали выдавать царские кредиты и развивать денежное хозяйство. Именно эти процессы советские историки будут винить в подъеме буржуазии и обнищании фермеров.

Часть населения выиграла от структурных изменений, но многие действительно погрязли в долгах и потеряли свою землю. В 1900 году три четверти крестьян взяли кредиты на выращивание хлопка. Годовые ставки достигали 60 %, платить по такому кредиту было невозможно (хотя по меркам времени это был еще скромный процент — ханы требовали вдвое больше). Так появлялись безземельные крестьяне, которые отдавали свои владения за долги. Тем не менее выращивание хлопка на государственных землях признали неуспешным, небольшие хозяйства давали намного больший урожай.

Несмотря на успехи ирригации, хлопковая отрасль стагнировала. Проблему плохого контакта с местными крестьянами пытались решить с помощью переселенцев. Но русские поселенцы не могли или не желали заниматься орошаемым земледелием. Многие из тех, кто пытался выращивать хлопок, сдались и вернулись в Ташкент в поисках работы. Другие отобрали землю у крестьян. Третьи, напротив, продали свою землю местным и работали на них. Это было совсем не то, на что надеялись российские чиновники. Да и сам узбекский хлопок как материал оставлял желать лучшего. Туркестанские коротковолокнистые сорта на международных рынках сильно уступали американскому средневолокнистому и особенно египетскому длинноволокнистому хлопку. Местный хлопок был непригоден для машинного прядения.

Между 1916 и 1920 годом население Туркестана сократилось на миллион человек, почти четверть всего населения региона. Был страшный голод. Советские поставки продовольствия предназначались преимущественно для русского населения Центральной Азии. Политика военного коммунизма способствовала дестабилизации, хлопчатобумажную промышленность Туркестана национализировали в феврале-марте 1918 года. Весной 1921 года сильное наводнение разрушило ирригационные сооружения. С 1916 по 1922 год посевные площади в Голодной степи сократились вдвое.

В 1920 году Красная армия, продвигаясь на восток, подчинила себе Хивинское ханство и Бухарский эмират, которые раньше находились под протекторатом Российской империи. Под советским руководством были основаны народные республики Бухара и Хорезм — только для того, чтобы распасться в 1924 году. Сразу же на месте Бухары и Хорезма создали Узбекскую и Туркменскую союзные республики (УзССР и ТССР). Национальные границы провели не жители новых республик, а приезжие советские администраторы.

В 1925 году началась земельная реформа, она же процесс раскулачивания, только в бывшем Туркестане кулаки назывались беями. Землю конфисковывали и делили между бедными крестьянами, но из-за непрозрачной системы собственности земли крестьянам доставалось совсем немного, на двор распределяли не больше 10 гектаров. Исследовательница истории Адриенн Эдгар позже фиксировала, что многие бедные крестьяне, которые получили от администрации землю, возвращали ее прежним владельцам. Из-за полного незнания местных порядков советские комиссары даже не поняли, что распределяют в качестве частной собственности изначально коллективную землю.

В результате реформы площадь хлопковых плантаций увеличилась, а вот урожайность упала критически, поскольку действия советских чиновников расстроили всю общественную организацию деревень. Гонения на джадидов — прогрессивных мусульман, которые выступали за развитие национального искусства и литературы, равноправие женщин, реорганизацию деятельности духовенства, преподавание в школах на национальном языке — разрушали сферу культуры. К 1927 году многие мечети закрыли.

Из-за неэффективного управления в СССР начались кризисы поставок и голод. В 1930 году в Туркменистане обострилась нехватка зерна, но крестьян Центральной Азии вместо него заставляли выращивать хлопок. В некоторых массовых демонстрациях участвовало до нескольких тысяч человек. Время от времени разъяренная толпа избивала членов комиссий и других должностных лиц. Протестующие кричали: «Долой Советскую власть, она нас ограбила!» Впоследствии многих протестующих наказали как контрреволюционеров, выступающих против Советской власти, «басмачей» — хотя в основном это были «середняки» и бедняки. Репрессиям подвергались не только главы хозяйств, но и члены семьи вплоть до младенцев в колыбелях. Для крестьян же интервенция большевиков была угрозой самой их повседневной культуре.

В феврале и марте 1930 года Сталин и высшие партийные органы подвергли критике «перегибы на местах». Это было воспринято как сигнал об ослаблении коллективизации. Но за годы противостояния многие люди погибли, а кто мог, переместился на территории других стран. Так, десятая часть кочевников отошла в Афганистан и Персию, где от них никто не требовал бесплатно сдавать молоко и мясо.

Официально к концу 1934 года 95 процентов всех угодий в Узбекистане были коллективизированы. В 1930 и 1933 году раскулачиванию подверглось 40 тысяч крестьянских хозяйств. 30 тысяч крестьян изгнали в организованные спецпоселения в пределах Узбекистана или в другие республики. Развернувшаяся кампания против классовых врагов в колхозах затронула 60 тысяч крестьян. Так прошла первая сталинская пятилетка.

Инженер Георгий Ризенкампф закончил монографию «Проблемы ирригации Туркестана» в 1919 году, когда в регионе свирепствовали Гражданская война и голод. В области ирригации Ризенкампф выступал за реконструкцию местных ирригационных систем и строительство новых. Он утверждал, что было бы лучше иметь меньше каналов с цементированными руслами. Желание исследователя уменьшить размер системы каналов и упростить ее соответствовало принципам высокого модернизма, которые будут характеризовать советскую ирригационную политику в последующие десятилетия. Ученого арестовали в 1932 году в ходе борьбы с «буржуазными специалистами». Эти «вредители», с точки зрения советских чиновников, говорили, что хлопок лучше всего будет расти на существующих небольших подворьях, а возделывать его лучше по местной или ручной китайской технологии.

Начиная с 1920-х годов коммунистический режим выступал за прогрессивную политику в сельском хозяйстве, следуя таким образом прямой линии царских агрономов — при этом в риторике их идеи изображались отсталыми. Хотя новый режим яростно дистанцировался от имперского прошлого, пренебрежительное отношение к местным традициям ничем не отличалось от того, что было в царские времена. «Прогрессивный» означал «европейский», который, в свою очередь, теперь приравнивался к «советскому».

Идея советских инженеров состояла в том, что почвы станут более плодородными, а урожайность увеличится за счет использования нового оборудования или минеральных удобрений. Ничего нового в этой идее не было, кроме разве что граничащего с мифическим образа трактора как высочайшего достижения человечества — машины, которая объединила промышленность с земледелием.

За 20 лет, к 1940 году, число тракторов в республике выросло от единиц до 24 тысяч. Многие советские тракторы того времени производились в США. На практике внедрение механизмов едва ли было полезным: тракторы либо просто не использовались, либо ломались в полях и оставались там, потому что чинить их никто не умел и, кажется, не собирался. Местные крестьяне не знали, как ими пользоваться, американские машины и другие инструменты просто не подходили для центральноазиатских стран. «Европейская» техника воспринималась как колониальное навязывание. Омач, традиционный плуг, был практически запрещен.

В конце первой пятилетки экономические отношения между Узбекской ССР и Москвой сложились в пользу первой, новая республика получала огромные инвестиции из центра в виде денег, машин, зерна и кадров. Завершение строительства Турксиба в 1930 году облегчило поставки зерна в Центральную Азию. В основе экономики был простой обмен: экспорт хлопка в обмен на ввоз зерна, машин и других необходимых товаров.

Хотя Советский Союз обещал Узбекской ССР индустриализацию, на практике Москва требовала все больше и больше хлопка-сырца без какой-либо технологической поддержки процесса. Хлопководство в Узбекистане находилось в условиях постоянной срочности. Выполнение плана было важной ежедневной новостью, результаты записывались на особых черных досках в колхозах. Были не только санкции, но и послабления. Так, крестьяне проблемного и бедного Хорезма не обязаны были сдавать зерно и рис, а также им простили налоги и долги.

Помимо внедрения техники и «прогрессивного» оборудования, расположение растений на полях также стало предметом беспокойства ученых: кусты хлопка должны были непременно стоять рядами. Каждая операция на хлопке — посев, полив, окучивание и особенно заготовка — теперь четко регулировалась сверху. Например, в 1935 году профсоюзный указ гласил, что для всех хлопковых и ирригационных районов вторая обработка хлопка должна закончиться 25 июня, третья — 15 июля, а четвертая — 8 августа. Такие предписания не учитывали разные почвы и климатические условия. В дальнейшем это и привело к огромной растрате водных ресурсов и катастрофе засоления почвы.

Новое коммунистическое руководство так и не сумело объединить достижения науки и техники с крестьянским опытом. Последний тщательно игнорировался, традиционные инструменты работы уничтожали как «отсталые». Крестьяне прекрасно знали, какой полив, где и в каком объеме нужен кустам хлопка, но их никто не спрашивал.

Весной 1938 года колхозники Папского района Ферганской долины взяли инициативу на себя и построили Ляганский канал длиной девять километров. Так для Узбекистана началась эпоха народного строительства. На самом деле люди собирались под давлением чиновников и своими руками строили то, что должно было строить государство с привлечением материалов, рабочих и техники. Подавались эти стройки как небывалый энтузиазм социалистического народа. С 1938 года все каналы в УССР возводились по инициативе колхозников, вручную и быстро. На каждой следующей стройке темп увеличивался, само собой также «по инициативе колхозников».

В 1939 году руководство Узбекистана запросило у Москвы разрешение на строительство Большого Ферганского канала, чтобы орошать «бедные водой» районы. Канал должен был протянуться на 270 километров. Строительство, в котором приняли участие 160 тысяч колхозников, завершилось в рекордные сроки — за 45 дней. Только девять процентов земляных работ было выполнено с помощью техники и взрывчатых веществ, остальное — ручной труд.

«Мог ли Сталин, благороднейший друг народов Советского Союза, не откликнуться на заветное желание узбекского народа? — вопрошал автор статьи в новогоднем выпуске „Комсомольской правды“ 1939 года. — „Прекрасная идея! — сказал товарищ Сталин. — Поддержим!“»

«Народное строительство» в ситуации, когда реальные технологии ирригации так и не стали более прогрессивными, стало единственной возможностью успеха для режима. Хотя идеология продвигала механизацию, на практике она обернулась дешевым или вовсе бесплатным крестьянским ручным трудом. У такого строительства был только один реальный плюс, кроме, собственно, новых каналов, — возможная реабилитация строителей перед режимом после репрессий.

Только к 1950-м годам народное строительство превратилось в профессиональное. Сначала в Голодной степи реконструировали Романовский канал, переименовав его в Северный канал имени С. М. Кирова. К 1938 году здесь было 154 тысячи гектаров площадей с ирригационными системами вдоль канала, но только 86 тысяч смогли засеять. Начались проблемы, о которых предупреждал еще буржуазный Ризенкампф: засоления и заболачивания.

Голодностепцы стали будто бы отдельной субкультурой, воплощением модернистской мечты (ведь она была и у царских наместников, и у первых революционеров, и у Сталина) о покорении безлюдных территорий и подчинении природы человеку. Поля, поселки, улицы возникали как по мановению волшебной палочки. «Будущее росло на наших глазах», — так описал в мемуарах это время техник Тухтамыш Баймиров.

В Голодной степи нашли свое место многие ветераны недавней войны: идея завоевания безлюдной пустыни им оказалась ближе, чем мирная городская жизнь. А еще покорителям Голодной степи хорошо платили — амбициозный проект освоения был приоритетом для чиновников. Но цели нужно было достичь как можно быстрее, поэтому стройка шла круглосуточно, и с ней было много разных проблем.

Инженеров-планировщиков голодностепцы считали негибкими бюрократами, так что их чертежи часто игнорировались, водоемы чрезмерно эксплуатировались, нормами безопасности пренебрегали. Это привело к повреждению сооружений, эрозии русл каналов и рек, а также затоплению прилегающих территорий, в том числе сел и полей. Но главной проблемой всей ирригационной системы Центральной Азии стало отсутствие дренажа, расширение поливных территорий вызвало подъем грунтовых вод и засоление.

Необходимость дренажа стала очевидна только в 1960-х годах, раньше многие эксперты настаивали, что это излишний труд. И вода расходовалась настолько неэффективно, что некоторые колхозники просто затопляли поля вместо того, чтобы поливать их. Половина воды терялась при транспортировке, из-за плохого качества каналов жидкость просто впитывалась в них.

Отдельной гордостью голодностепцев стало использование минеральных удобрений. Среди множества химикатов были пестициды (ядовитые вещества, используемые для уничтожения вредителей и возбудителей болезней растений) и гербициды (химикаты, которые выборочно убивают ростки деревьев и сорняки), многие из которых впоследствии оказались очень опасными для здоровья человека. Особенно популярной была дефолиация — опрыскивание хлопковых кустов препаратом наподобие американского агент «оранж», который убивал листья растений. Хлопковые коробочки оставались нетронутыми. Из-за проблем с дренажом химикаты скапливались в земле, а еще растения и вредители привыкали к ним, и приходилось лить все больше и больше ядов и удобрений.

После смерти Сталина давление по выработке хлопка на Узбекистан продолжало расти. Власти искали все новые и новые способы либо заинтересовать крестьян выращиванием и сбором хлопка, либо просто заставить участвовать в работах. «В советское время под лозунгом „Мы строим социализм, Родина в опасности“ и началась организованная эксплуатация детского труда. В моем детстве, в моем юношестве сбор хлопка превращался в какое-то чуть ли не военное положение, и так не один год», — рассказывает Perito Умида Ахмедова, независимая документалистка из Узбекистана.

Хлопок плотно встраивали во все сферы жизни. Вот как описывает Юлия Обертрайс первый праздник хлопка, организованный по заданию Министерства культуры Узбекистана 26–27 августа 1956 года: «В рамках советской части торжества прошли концерты, лекции, показы советских фильмов. Со стороны узбеков были танцы и пение, лекции на узбекском языке и популярные развлечения, — писала исследовательница. — По случаю этого первого хлопкового праздника были сочинены специальные песни на узбекском языке. В песне содержалась такая же риторика о культивирующей силе ирригации, которая сложилась еще в колониальный, дореволюционный период. Она сочеталась с хвалой сборщикам хлопка и советской цивилизаторской миссии в Азии. В „Песне о хлопкоробах“ хлопкоробы представлены героями, чей труд принес весну в „высохшую пустыню“ и сделал их родную страну „свободной, чудесной страной, принесшей свет на Восток“. Песня заканчивается строками: „Тысячу лет проживешь, эй, сборщик хлопка, ты настоящий герой / Свет коммунизма просветит весь мир».

«В какой-то момент я стала снимать советские фрески, мозаику, символы, скульптуры, и везде было изображение хлопка, — рассказала Perito Умида Ахмедова. — Творчество в советское время было таким, тема хлопка работала на идеологию. А идеология простая: дать стране больше хлопка. Появилось множество научно-исследовательских институтов, постоянно шло осваивание новых земель для посадки хлопка. Я все время в детстве слышала: „смыв соли“. Я долго не понимала, как можно мыть соль, потому что я выросла в месте, где хлопка не было».

«Власть пробовала разные инструменты, включая насилие, чтобы заставить людей работать на этом хлопке за небольшие деньги, — вспоминает антрополог Сергей Абашин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге. — Вся система локальной власти — председателей колхозов, бригадиров, председателей сельсоветов — была построена вокруг работы на хлопке, планов по сдаче хлопка, практик насилия, принуждения, ну, и поощрения».

В 1976 году на XXV съезде Компартии СССР первый секретарь ЦК Узбекистана Шараф Рашидов заявил, что, хотя Узбекистан собирает четыре миллиона тонн хлопка в год, планируется увеличить его производство еще больше, до пяти миллионов. Глава государства Леонид Брежнев тогда спросил, сможет ли Узбекистан дать шесть миллионов тонн хлопка. Рашидов ответил: «Трудно, Леонид Ильич, но мы постараемся».

На начало 1939 года долги узбекских колхозов составляли около 160 миллионов рублей, а зарабатывали они на хлопке довольно хорошо. Можно предположить, что колхозы и их руководители использовали вырученные за хлопок деньги на другие цели и не стремились гасить долги перед государством. Иногда количество хлопка на бумаге завышалось, а иногда занижалось, и хлопок шел на сторону. Начальство колхозов было бенефициаром потогонного выполнения плана. Именно руководству, как правило, доставались часы, велосипеды, граммофоны и другие блага цивилизации, которыми в ранние годы СССР отмечали производственное рвение. К 1970-м годам в республике сложилась крепкая номенклатурная элита, отлично зарабатывающая на хлопковых плантациях.

После Рашидова самой знаменитой фигурой в УССР того времени стал Ахмаджон Адылов — председатель совхоза имени Ленина в Папском районе Наманганской области. В хозяйстве Адылова работали 40 тысяч человек. Герой Социалистического Труда с 1964 года, Адылов постоянно получал награды и был на передовой советских достижений, но в своих собственных владениях крепкий хозяйственник превращался в настоящего тирана. Колхозники при Адылове стали рабами. Он даже построил в Папском районе тюрьму, в которой провинившиеся умирали от голода и от пыток. Про богатство «хозяина» ходили легенды: что он нашел и спрятал сокровища эмира Тимура, что проложил подземную дорогу в Китай.

Адылов и стал опорой Рашидова, когда нужно было дать стране шесть миллионов тонн хлопка к 1983 году.

Выполнить пожелание Брежнева было физически невозможно, и все, от Рашидова до ребенка на хлопковом поле, прекрасно это знали. Из культивирования и ручного труда на момент получения четырех миллионов тонн было выжато все, что можно. Остатки, подобранный хлопок, мокрый и грязный, — в ход шло все. Но получить шесть миллионов тонн можно было с помощью фальсификаций. Именно этим и занялась вся система.

В разговоре о советских планах часто за кадром оказывается тот факт, что Москва не просто требовала ресурсы — она их покупала. Все звенья цепочки приписок получали за отсутствующий хлопок деньги. Все знали, что этого хлопка нет. Так оборот несуществующего «белого золота» приносил тем, кто его придумал, золото вполне реальное. Когда в 1984 году началось расследование «Хлопкового дела», у фигурантов, помимо наличных рублей и драгоценностей, тысячами изымали золотые монеты царских времен.

За годы выполнения плана хлопок стал в Узбекистане неотъемлемой частью повседневной культуры и идеологии страны. Как отмечает в своей книге «Жизнь в мусульманской узбекской деревне: выращивание хлопка после коммунизма» американский антрополог Рассел Занка, в первые годы нового тысячелетия крестьянская эксплуатация на плантациях стала настолько экстремальной, что людям платили около пяти процентов от заработка таких же крестьян в Казахстане того времени. Многим работникам не платили зарплату по три-четыре года. Узбекистану пришлось выходить на международные рынки, так рабство и эксплуатация детского труда перестали быть внутренним делом страны. Международная коалиция Cotton Campaign в 2010 году ввела ограничения на узбекскую продукцию из-за использования детского и принудительного труда.

Вот как вспоминает свое детство Умида Ахмедова: «На хлопок нас с седьмого класса увозили с ночевкой. Первое время нам казалось, что это как пионерский лагерь, весело, мы радовались. Но, будучи взрослым, ты уже понимаешь, каким был урон. Иногда детей держали по два месяца, освоение программы никого не интересовало. Кормили ужасно, это называлось „хлопкóвая еда“: суп с макаронами, раз в неделю только какой-нибудь плов. Нас раскидывали по домам людей, которые там жили, по три-четыре человека в одном доме. Студентов держали в бараках. Неприятно было, когда уже хлопка не оставалось и детей гоняли по пустому полю подбирать. Но мы были городскими, многие родители делали справки и забирали детей с хлопка. По-настоящему плохо было детям, которые жили непосредственно тем, что сажали хлопок».

Жизнь в сельской местности крутилась вокруг хлопка: «Вездесущесть хлопка в повседневной речи и предметах повседневной жизни — от подушек и одеял до корма для животных — вскоре ошеломила меня, — пишет Рассел Занка. — Антисоветское заявление о том, что „хлопок есть нельзя“, не соответствует действительности: узбеки потребляют хлопковое масло в огромных количествах, а мясо, которое они едят, происходит от животных, выращенных в основном на диете из хлопчатника. <…> Жители региона хранят пучки стеблей хлопка возле своих домов в качестве топлива».

Хлопок изменил общество вплоть до гендерных стратегий. Если до советской власти на земле работали преимущественно мужчины, то десятилетия хлопководства сделали основными работницами женщин. Это не значит, что мужчины не работали, они были заняты в теневых секторах экономики: выращивали овощи и фрукты, ездили продавать их. Только так можно было прокормить семью. Сбор хлопка был, по сути, рабским трудом, который крестьянкам почти ничего не приносил.

По словам исследователя, с развалом Союза в Узбекистане рухнуло все. Уехало русскоязычное население, которое составляло промышленный костяк, а местное население не было готово сразу занимать эти рабочие места: из-за социального расслоения у них не было нужной квалификации. Теневая экономика тоже пострадала. Россия открыла свои рынки для иностранных товаров, и хлынул поток фруктов и овощей из Турции и других ближайших стран. Цены на центральноазиатские продукты резко обвалились.

Рассел Занка начал работать в регионе сразу после развала СССР. Тогда на территорию бывшего Союза приехало множество иностранных исследователей, которые раньше были полностью отрезаны от советского мира. «Люди резко обеднели, — рассказал Рассел Perito. — И один за другим продолжали говорить мне, что с конца 1980-х годов их благосостояние находилось на нисходящей спирали. Но некоторые молодые люди с оптимизмом смотрели в будущее, в котором они могли бы владеть землей (так они думали), быть себе начальниками и начать собственный бизнес. Большинство людей среднего возраста думали, что немедленный крах старой системы просто принесет хаос и бедность — от образования до рабочих мест, здравоохранения и производства продуктов питания. Люди, которые не были большими сторонниками социализма или коммунизма, не видели никаких быстрых улучшений. Но даже эти люди среднего возраста думали, что со временем дела будут становиться лучше. Им нравилась мысль, что они теперь живут в независимой стране. Не всем, конечно».

Увы, после распада Советского Союза Узбекистан не стал независимой демократической страной. Режим Каримова боролся со всеми несогласными с той или иной политикой теперь уже не партии, а президентского аппарата. В 2010 году в Стокгольме получила премию Пера Ангера узбекская правозащитница Елена Урлаева, которая документировала случаи принудительного труда на хлопковых полях. Ее неоднократно арестовывали и помещали в психиатрическую лечебницу, избивали и угрожали заключением. В 2022 году с Урлаевой вышел документальный фильм «Cotton 100 %» российского режиссера Михаила Бородина.

В 2020-е годы Узбекистан взял курс на прекращение продажи хлопка-волокна за рубеж, страна планирует полностью отказаться от этой статьи экспорта к 2025 году. Согласно результатам исследования Международной организации труда (МОТ) и Всемирного банка, в производственном цикле 2021 года властям Узбекистана удалось искоренить принудительный труд. В марте 2022 года Cotton Campaign объявила о прекращении бойкота узбекского хлопка. На деле принудительный труд все еще есть, но его масштабы уже далеки от советских. «Мы не были согласны с результатами работ МОТ, началась публичная дискуссия. В итоге правительство пошло на уступки и прекратили посылать на хлопок уже не только студентов, но и служащих: учителей, врачей и так далее. Через местные махалли население, домохозяек, пенсионеров продолжали привлекать, но это уже не носило такой масштаб, как раньше», — рассказывает Алишер Ильхамов, директор исследовательского центра Central Asia Due Diligence.

Главное нововведение в хлопковом производстве — так называемые кластеры: вертикальные производственные единицы, где начинают с выращивания хлопка и заканчивают производством хлопчатобумажной нити, ткани или даже пошивом одежды. Это не безупречная система. Условия сотрудничества не всегда хороши для фермеров, аффилированные с властью кластеры устанавливают свои правила.

«Идея была такая: давайте повысим долю хлопка, который перерабатывается на месте, и будем продавать текстиль. Идея сама по себе хорошая и правильная, но они не пошли по пути, скажем, каких-то льгот, где любая фирма, компания могла инвестировать и создавать текстильные предприятия на местах и заинтересовывать фермеров, покупать у них хлопок. Они пошли по пути назначения примерно одного кластера на один сельскохозяйственный район, и назначение этого кластера производится сверху, министерством. Скорее всего, за закрытыми дверями решали: мы дадим лицензию такой-то фирме или компании. — пояснил Алишер Ильхамов.

Теперь Узбекистан экспортирует готовую продукцию, иногда под брендом крупных зарубежных фирм. В стране растет число китайских компаний, а власти обеих стран делают заявления о «взаимном сотрудничестве на пути общего развития и процветания» (Узбекистан — важная страна в китайской программе «Пояс и путь»). В Узбекистане отшиваются Zolla, Ostin, Terranova, планируют заходить Hugo Boss и группа Inditex (Zara, Massimo Dutti, Bershka, Stradivarius). «Да, это будет эксплуатация дешевого неквалифицированного труда, но все-таки это будет какая-то продающая экономика. Работа же кластеров — это не продажа хлопка, а продажа текстиля, у которого есть добавленная стоимость. Повышенные доходы для государства в виде налогов и для самого производства. Я думаю, что это неизбежный этап, — оценивает ситуацию Сергей Абашин. — В Узбекистане не могут пока отказаться от хлопка, потому что хлопок приносит валюту. Его не заменить фруктами и овощами: нет логистики, рынки переполнены этими товарами».

Судя по всему, Центральную Азию ждет дефицит питьевой воды. Он уже начался в Каракалпакстане, самом бедном регионе Узбекистана. Глобальное изменение климата усугубляет ситуацию: в степях становится все жарче. «Хлопок — водоемкая культура, требует большого систематического полива. И когда происходит этот полив, происходит засоление почв. Есть каналы, по которым подается вода, а есть дренажные каналы, через которые сливается использованная вода с химикатами. Через эти дренажные каналы вода спускается обратно в реки, основные артерии — Амударья и Сырдарья, или создаются водохранилища с загрязненной водой. Вода в Амударье, которая поступает в Каракалпакстан, в район Хорезма и так далее, загрязнена уже в силу того, что туда идет сток засоленной воды с химикатами. Вы, скорее всего, просто не стали бы пить эту воду, она на вкус отвратительна, но у людей в этих регионах выбора нет», — говорит Ильхамов.

Вода в Центральной Азии проходит не только территории постсоветских государств. В частности, талибы озвучили планы на строительство 48 плотин в стране. В 2022 году в Афганистане уже началось строительство канала Кош-Тепа, который будет заполняться водой из Амударьи. В начале октября 2023 года завершились работы над первым участком канала длиной 100 километров.